Рыцарь русской мысли
Лев Александрович Тихомиров — русский общественный деятель, литератор, религиозный мыслитель, философ. Один из идеологов организации «Народная воля», впоследствии раскаявшийся в своих убеждениях. В 1888 году отрекся от своих революционных идей. Фигура в общественной жизни России середины XIX века неоднозначная и противоречивая.
Пореформенный период в истории России ознаменовался оживлением демократического движения: оппозиционной и революционной деятельности, которая концентрировалась в высших учебных заведениях, где в этот период стала учится разночинская молодежь.
Новое поколение революционеров, вступившее на общественную арену в начале 1870-х годов, связывали с их предшественниками, действовавшими в 50-60-е годы, как общие демократические взгляды, так и убеждение в возможности для России миновать капиталистический путь развития и вера перехода к социализму через сельскую общину; и те, и другие рассматривали крестьянство как основную силу, способную подняться на социалистическую революцию. В связи с этим недооценивалась решающая историческая роль народных масс и наоборот преувеличивалась общественное призвании интеллигенции.
Народничество 1870-х годов распадалось на несколько течений. Разногласия касались в основном вопросов тактики. Последователи Бакунина считали народ готовым для революции; задачу революционной интеллигенции они видели в возбуждении крестьян к активным боевым выступлениям («бунтам») и в объединении разрозненных волнений во всероссийское крестьянское восстание. Сторонники другого видного вождя народничества – Петра Лаврова (профессора Петербургской артиллерийской академии, вступившего в 60-х годах в освободительное движение и затем бежавшего за границу из ссылки) исходили из необходимости большой подготовительной работы революционного характера, главным образом пропагандистской, а к «бунтарской» деятельности относились отрицательно. Третье течение отстаивало заговорщическую тактику и необходимость захвата власти небольшим революционным меньшинством. Его основателем был известный журналист демократического лагеря Петр Ткачев.
Участились студенческие волнения; оживилась демократическая публицистика. Число членов этих групп было сравнительно невелико, но в их состав входил цвет тогдашней революционной интеллигентной молодежи; здесь начали свой путь многие крупные деятели народнического движения. Одним из них был Лев Александрович Тихомиров, который родился в семье военного врача.
Окончил Керченскую Александровскую гимназию, потом учился в Московском университете. В молодости Лев Александрович был народовольцем. На Липецком съезде 20 июля 1879 г. поддержал решение съезда об убийстве Александра II. Желая избежать ареста, в 1882 г. он уехал за границу – в Швейцарию, затем во Францию, где издавал вместе с П.Л. Лавровым «Вестник Народной воли». В 1888 г. Тихомиров отрёкся от революционных убеждений и стал придерживаться идеи того, что людям прогрессивного образа мыслей необходимо стремиться к мирной эволюции. В 1889 г. Тихомиров просил помилования, был помилован и смог вернуться в Россию, где поклонился праху царя Александра II. В 1907 г. был приглашён из Москвы лично П.А. Столыпиным в Петербург и занял должность члена Совета Главного управления по делам печати. Тихомиров выступал как сторонник мирного, но энергичного реформаторского курса государства по отношению к рабочему вопросу. За десять лет до смерти Тихомиров поселился в Сергиевом Посаде, где и умер 16 октября 1923 г. Здесь он создал трактат «Религиозно-философские основы истории», в котором анализирует историю человечества с религиозной точки зрения. В 1917 г. Тихомиров отошёл от политической деятельности. Последним законченным произведением Тихомирова стала художественная повесть «В последние дни Эсхатологическая фантазия (православное учение о конечных судьбах мира и человека)», написанная в 1919 — 1920 годах.
Для нас, музейных краеведов, представляет большой интерес воспоминания детства и описание Геленджикского укрепления, в котором он родился накануне Крымской войны. В своих воспоминаниях Лев Александрович в подробностях описывает как выглядело укрепление, быт гражданских жителей, солдат, офицеров. Дает характеристики служивших в укреплении офицеров, солдат и представителей гражданского населения. Описывает события, которые происходили в тот период в укреплении, которых нет в других источниках.
8 октября 1842 года отец Л. Тихомирова, А. А. Тихомиров, был назначен медиком в 5-й Черноморский батальон, стоявший в Геленджикском укреплении, которое практически находилось на военном положении, так как постоянно приходилось отражать атаки горцев. В Геленджике он познакомился со своей женой, будущей матерью Льва Тихомирова, двадцатилетней вдовой своего сослуживца, и повенчались в 1847 году, а в 1852 году родился Лев. В семье было трое детей: старший брат Владимир, Лев и Мария.
Жизнь в укреплении по воспоминаниям Тихомирова была достаточно интересной и в тоже время непростой. «Геленджик со стороны природы чрезвычайно привлекательный уголок. У него все соединено в художественной пропорции. Горы не душат его, а только придвигаются с одной стороны несколькими вершинами мягких очертаний, зеленеющими лесом и кустарником. Круглая, как блюдечко, бухта с превосходными купаньями на мягком песчаном фунте достаточно велика, чтобы на нее не наскучило смотреть, и не настолько велика, чтобы противоположные берега скрывались в мглистом тумане. По другую сторону бухты тянется широкая равнина, слегка обрамленная горами. Через недалекий вход в бухту можно, если угодно, любоваться беспредельной далью моря. А воздух прозрачен, чист и свеж, он не заражен болотными миазмами, и яркое южное солнце заливает золотыми лучами эту картину, в которой нет недостатка ни в чем, способном ласкать глаз изящным пейзажем. Правда, всей этой красотой тогда можно было любоваться только издали. За пределы крепости нельзя было выходить. Пуля и аркан черкеса угрожали неосторожному и в горах, и в долине. Если бы у горцев были орудия, в Геленджике совсем нельзя было бы жить, так как он расположен у самого подножия гор» (1).
Служили солдаты двух Нашебургских батальонов и одной арестантской роты, офицеры и нижние чины гарнизона, а также члены их семей. Помимо солдат и офицеров, несших службу, в укреплении было много и гражданского населения. В укреплении было семь казарм, церковь, лазарет, дом коменданта, офицерский флигель, кухни (отдельная для офицеров и несколько для нижних чинов), баня, небольшие дома для проживания офицеров, гражданского населения (торговцев), женатых нижних чинов, а также складские и подсобные помещения. Несмотря на напряженную обстановку, «гарнизон был достаточно силен и мог выделять команды даже для наступательных экспедиций. Часовые день и ночь сторожили на своих постах. Каждой части гарнизона заранее было указано место, куда она должна была моментально являться по первому звуку тревоги. Раздавался грохот барабанов, и в несколько минут крепость со всех сторон ощетинивалась штыками, орудия готовы были палить, резервные и кавалерийские части, назначенные для вылазок, стояли в готовности на указанных местах. Таким образом, даже неожиданное нападение не могло застать нас вполне врасплох. Но неожиданных нападений почти не могло являться, потому что среди черкесов у нас всегда были лазутчики, извещавшие о всех замыслах горцев. Вообще, по тем средствам нападения, какие имелись у горцев, Геленджик составлял укрепление, очень хорошо защищенное. Приезжему нужно было только привыкнуть к вечному пребыванию настороже, с неожиданными тревогами, перестрелками и вылазками. Но опасности серьезной в обычных условиях не могло являться. Впрочем, наши никогда не забывали, что может случаться даже и невероятное, и мысль об опасности никогда не исчезала из головы защитников Береговой линии. Горцы были нешуточными противниками, и доказали нам это очень чувствительно в 1840 году» (2). Несмотря на постоянную напряженность обстановка в укреплении среди гарнизона и населения была дружной и сплоченной. Все жили одной большой семьей, все знали друг друга и «находили вокруг себя людей, достойных симпатии и уважения» (3). В принципе, несмотря на враждебное окружение, жизнь в укреплении была не так плоха. Например, в укреплении было много русских и французских книг. Дамы с детьми обычно собирались под дубом, где стояли специальные скамейки: отдыхали, читали, занимались рукоделием. Ребятишки играли. Лев Александрович на всю жизнь запомнил дуб, который рос в укреплении: «Дуб был замечательный, обхватов пять толщиной, и своей густой короной прикрывал площадку шагов пятьдесят в диаметре. Потом его срубили, потому что он приходился по плану посреди улицы. Варварские составители плана не догадались сделать небольшой площадки вокруг этого памятника старого Геленджика, способного стать украшением нового» (4). Надо заметить, что общество укрепления умело скрасить свою унылую жизнь. Часто устраивались концерты, любительские спектакли, танцевальные вечера, а также пикники где-нибудь в окрестностях укрепления, такие увеселительные вылазки были, конечно, не совсем безопасны. Лев Тихомиров описывает один случай: «Однажды офицеры устроили пикник на сенокосе. Это была прогулка с чаепитием и походным обедом, изготовленным тут же на кострах, с неизбежными шашлыками на вертелах. Беззаботная компания кавалеров и дам, среди которых была и моя мама, весело благодушествовала на душистом просторе лугов, радуясь хоть несколько часов пробыть вне пределов прискучивших стен своей крепостной тюрьмы, как вдруг неожиданно затрещали сигналы тревоги и послышалась перестрелка. Впоследствии объяснилось, что партия горцев, незаметно подкравшись, бросилась на крепостной скот. Но как бы то ни было, веселой компании пришлось моментально бросить свой пир и бежать под защиту крепости. Дамы пустились улепетывать во всю прыть, озираясь, не скачут ли за ними черкесы. Из мужчин далеко не все могли их охранять и ободрять, потому что многим приходилось спешить на свои посты, назначенные им в случае тревоги, однако все обошлось благополучно и гулявшие отделались одним перепугом. В другой раз, наоборот, русские увеселения стали причиной большого переполоха в горах. В Геленджик приехала труппа акробатов, и антрепренер между прочим, для развлечения публики, пустил на привязи воздушный шар. Ветер сорвал его, и шар пошел шаркать туда-сюда по горам, возбуждая ужас во всех аулах. «Это шайтан», — говорили горцы, уверенные, что русские гяуры напустили на них злого духа» (5).
В пятидесятых годах XIX века по воспоминаниям А. Тихомирова, геленджикский гарнизон был в достаточной степени обеспечен продовольствием. Получали продукты из России, суда из-за границы привозили продукты с Запада: консервы, вина, ликеры. Представляет интерес рассказ об импровизированном рынке — «Сатовки» (от натухаевского слова «Сату» — покупать). Горцы собирались под крепостными орудиями, привозя свои продукты: овощи, живность, мед. «Зрелище своеобразное. Горцы знали кое-какие русские слова, русские – кое-какие горские. Остальное дополнялось мимикой. Я мальчиком в 60-х годах, знал немало горских слов (вероятно, натухайских). Солдатов черкесы называли вообще «Иван». Между прочим, черкесы все продавали чрезвычайно дешево».
С началом Крымской войны (1853–1856 годов — война между Российской империей и коалицией в составе Британской, Французской, Османской империй и Сардинского королевства), участь Геленджикского укрепления была решена, потому что положение всех укреплений на Черноморском побережье стало критическим: небольших размеров и состоявшие из земляных полевых укреплений, они могли выдерживать, только отдельные нападения горцев, но не могли сопротивляться внешним атакам более сильного и организованного противника. Новороссийское и Геленджикское укрепления были совершенно открыты для нападения со стороны моря. Орудия вообще всех укреплений, ни по числу, ни по калибру своему, не в состоянии были выдерживать перестрелку с флотом противников, вследствие чего любое из прибрежных укреплений легко могло быть разрушено артиллерией, при этом горцы могли атаками с суши довершить их падение. Поэтому защита прибрежных укреплений Черноморской береговой линии возможна была только при содействии Черноморского флота. Для крейсерства, вдоль восточного берега Черного моря, назначалась из состава флота небольшая эскадра, которая не в состоянии была сдерживать даже прорыва небольших турецких судов, снабжавших горцев различными припасами. Хотя в начале войны эта эскадра и была усилена несколькими судами, но когда весной 1854 г., морские силы западных держав в Босфоре достигли 100 кораблей, с более 3 тыс. орудий, то малочисленный в сравнении с ними Черноморский флот должен был укрыться в Севастопольской гавани, под защитой приморских батарей. Таким образом, Черноморская береговая линия оставалась совершенно беззащитной и открытой для действий союзников. К началу лета 1854 г. почти все береговые укрепления были срыты, а их гарнизоны эвакуированы морем незадолго до появления англо-французского флота. Своевременная фактическая ликвидация большинства укреплений, не позволила одержать союзникам легкую победу над плохо вооруженными фортами.
Эвакуация Геленджикского укрепления проходила, по описания Льва Александровича в двух направления: женщин и детей вывозили на военном судне в Керчь. Гарнизон должен был уходить сухим путем в Новороссийск.
Вот как он описывает данный момент: «Всех женщин и детей решено было вывезти на военном судне в Керчь. Гарнизон же, освобожденный от этой обузы, должен был пробиваться сухим путем в Новороссийск. Гарнизон и жители прочих укреплений были вывезены, кажется, частью в Новороссийск, частью на юг, в Закавказье. Но мне хорошо известно лишь то, что происходило в Геленджике. Перспектива везти женщин и детей в то время, когда по Черному морю уже разгуливал англо-французский флот, была очень не по сердцу морякам. Что было делать в случае встречи с неприятелем? Сдаваться? Или сопротивляться с неизбежной гибелью женщин и детей? Капитан Певцов, которому была предложена эта щекотливая операция, прямо отказался, объяснив, что сдаваться в плен не хочет, а губить женщин и детей не имеет духа. Тогда поручено было везти какому-то другому капитану, человеку решительному и суровому, и он принял поручение, но заявил, что в случае чего не станет сдаваться из-за женщин и детей, а будет драться и при безвыходности положения взорвется. У наших в Геленджике постепенно накопилось большое хозяйство, а на судно позволено было взять лишь незначительный багаж. Все остальное приходилось бросать. Черкесы, радуясь уходу русских, который считали окончательным, ожидали себе большой добычи после них. «Прощай, Иван!» — весело кричали они солдатам. Но «Иваны» вовсе не расположены были оставлять черкесам свое наследство и истребляли все, чего нельзя было взять с собой. Мама рассказывала, как и она собственноручно уничтожила все свое хозяйство, разбивала и жгла все вещи, которые так усердно собирала целых семь лет. А потом, когда, по отправке женщин и детей на корабль, гарнизон и сам двинулся в путь, крепость со всеми зданиями, казенными и частными, была взорвана. Немногое досталось горцам среди опустошенных развалин. Не знаю с точностью, когда вышло судно, увозившее женщин и детей, и в какой день гарнизон покинул Геленджик. Но произошло все это в конце марта 1854 года» (7). Изначально все было хорошо. Но ночью вдруг поперек курса корабля с женщинами и детьми появились неприятели. Капитаном было отдано распоряжение потушить все огни и сохранять полную тишину и приготовить орудия. Если не удастся проскользнуть незаметно, то русские будут драться до последних сил, и потом судно будет взорвано. Конечно для женщин и детей это звучало смертным приговором. Но все обошлось. Русское судно счастливо прошло мимо линии огней, оставив их позади себя и взяло курс на Керчь. Солдаты геленджикского гарнизона в конце марта 1854 года взорвали и разрушили все: здания, которые находились на территории укрепления, орудия, которые не смогли взять с собой, двинулись в сторону Новороссийской крепости, а затем в Анапу, которую русское командование хотели сохранить и не отдать неприятелю. Новороссийскую крепость тоже приказано было взорвать и очистить. Но не успели, союзный флот вошел в Цемесскую бухту и началась бомбардировка. Лев Александрович описывает интересные эпизоды храбрости наших офицеров. Русские батареи тоже отвечали на огонь неприятеля: «Самая сильная батарея стояла на возвышенном берегу неподалеку от нынешнего южного мола. Я через десять лет еще видел ее развалины, окруженные глубоким рвом. Она стреляла по неприятельским судам калеными ядрами. Тут, между прочим, отличился Маслович. На одном французском корабле капитан, щеголяя храбростью, все время командовал, ходя без всякого прикрытия на рубке. Когда наши это заметили, Маслович (был близким другом семьи Тихомировых и одним их храбрейших кавказских офицеров; участвуя во множестве битв и схваток, подвергаясь множеству опасностей, он никогда не получил ни малейшей раны, и все это счастье было для того, чтобы умереть в Крымскую кампанию от холеры), …задетый за живое, приказал принести себе халат и трубку с длинным чубуком и, нарядившись по-домашнему, стал спокойно разгуливать по брустверу, покуривая трубку и отдавая сверху приказания. Эта выходка не осталась не замеченной неприятелем, и по окончании бомбардировки русские и французы взаимно осведомлялись об именах этих бесстрашных соперников в храбрости» (8). Вот такие интересные эпизоды случались в жизни офицеров укреплений. Долго еще семья Тихомировых в период Крымской войны кочевали из города в город. Пока не обосновалась в Новороссийске. В 1864 году Лев Тихомиров поступил в Керченскую гимназию. И у него началась совершенно новая жизнь, не связанная с Геленджиком.
Воспоминания Л. Тихомирова о жизни в Геленджикском укреплении являются еще одной страницей истории нашего курорта. Их ценность заключается в интересных бытовых подробностях жизни офицеров, нижних чинов солдат и гражданского населения. Эпизодах из истории Кавказской и Крымской войн. Отношения между русскими и черкесами. Так же он пишет о круге друзей и знакомых своей семьи. И так постепенно, несмотря на то, что исторические эпохи уходят навсегда, остаются воспоминания людей, живших в тот или иной период, и они возвращают из прошлого облик людей, живших в тот период, интонации, быт и нравы былого…
Литература
Тихомиров Л. А. Тени прошлого.Воспоминания.- М, 2000
1-с17; 2-3-с18; 4-5 -с25;
Ф 3. Д 79 Тихомиров Л. А. Воспоминания. Семейные записки, с 24
Митрофаненко Ю. В. Страницы истории Геленджикского укрепления 1831-1854 гг. — https:/kubangenealogy.ucoz.ru/Statji/gelendzhikskoe_ukreplenie.docx
Сергееdа С. В. Общественное движение в 1850–1870-е гг.: радикальное направление — https://dzen.ru/a/Zg9izv_PYFJQ6sc-
Небиеридзе Т.А.,
старший научный сотрудник
отдела фондов
